Пролог. Часть 2.

День начался фигово, как, впрочем, и последующий за ним вечер. Повалявшись еще немного и поразглядывав ножки Каору из-под откинутого плаща, Кеншин решил, что вставать-таки пора – «Не то до завтра я здесь всё не разгребу». Еле выползши на свет Божий, он понял, что после дюжины ударов катаной ноги ему еще служить согласны, а вот после затянувшейся пьянки они отказались. Разобравшись с ходилками, Химура в глубокой тоске соображает, с чего бы начать уборку. Надеяться на то, что кто-нибудь из Кен-команды ему поможет было бы безумством. Приведя в порядок дрова, Кеншин возвращает старую добрую сакабу на надлежащее место и выясняет, что ножны куда-то задевались. Обыскав весь двор и наконец заметив в груде угля из-под костра нечто знакомое, Химура взвыл, громко и многословно откостерив милейшего Саноске, захапывающего в свои ручонки не то что надо – «Идиот!!! Дров ему мало было?! Придется новые ножны покупать, – вздохнул Кеншин, представив лицо Каору, узнавшую о таких непредвиденных расходах. – Впрочем, мне не привыкать». Вернувшись в дом, Химура слышит знакомые охающие и ноющие голоса - «Хе, очухались, балбесы!» - подумал он, предвидя очаровательную картину – «Утро в бухарском доме». Вот уже кто-то пытается открыть сломанную дверь, причем явно не стой стороны. «Судя по тому, что после второго удара она разлетелась в щепки, то это Сано практикует Футай но Кивами», – догадался Кеншин. И вот из-под груды обломков вылезает Сано с глубоким достоинством уважающего себя алкаша:
- Кеншин, друг, дай водички попить, а?
- «Водички» нету! - ответил Химура.
- Как, совсем? – слабо удивился Саноске, оглядев пустые кувшины сакэ. – А, ну тогда простой воды.
- До кухни как-нибудь доползи, там возьмешь.
- Не, ну тебе в лом принести? Пусть лучший друг подыхает? – обиделся Сагара.
- Ну ладно, ладно, - согласился Кеншин, обреченно тащась на кухню.
Уже на обратном пути заметив нечто, с завидной скоростью несущееся в уборную, Химура удивился, как это после вчерашнего хоть кто-то может так резво бегать. Услышав «Буэээээ!» и характерный звук покидающей желудок пищи, он понял, что сакэ Яхико на пользу не пошло – «Морская болезнь или один из ее подвидов!». Оставив хмурого Сано скромно употреблять обычную воду, Кеншин обошел то, что когда-то было дверью, и оказался в комнате. Каору, время от времени икая и покачиваясь, пыталась правильно запахнуться в якобы кимоно, не узнавая в нем плащ Аоши.
- А-а-а, Кен – ик! – шин! – приветственно воскликнула Каору, и, после неудачной попытки встать, рухнула в объятия любимого. Не успел тот подумать о романтике, как она деловито выдала:
- Завтрак готов?
- Нет! – возмутился Химура мелочности возлюбленной.
- Нет? Ну тогда я – ик! – пойду приготовлю…
- Не надо!!! – испугался Кеншин. – Я сам, чуть позже!
- Вот и хорошо, - томно вздохнула Каору, вновь пытаясь встать.
«Как однообразна, однако, жизнь» - подумал Химура, вновь принимая падающую Камию, но на сей раз грохнувшись вместе с ней на пол.
- Чем это вы там занимаетесь?!! – гневно закричала разбуженная Мегуми. Нашарив в поле зрения лежащую парочку, она хитро прищурилась и показала лисьи ушки. – Ооо… да я смотрю, тут любовь, да?
- Нет!!! – запротестовал Кеншин. – мы просто упали!
- Как удачно-то упали, да уж! – улыбнулась Меги, и, кокетливо зевнув, сказала:
- Не боись, Кенни. Я сегодня с утра что-то такая добрая….
Вдруг со двора доносится крик очумевшего от радости Сано:
- Нашел!!! Я нашел, нашел!!
- Чёрт! – выругалась Мегуми. Она метнулась к выходу, брезгливо переступая через обломки. – Докопался-таки, петух!
- Чего он там? – поинтересовалась Каору.
- Да я во дворе сакэ спрятала, а он нашел, - густо покраснела Такани, уходя из комнаты.
- Кеншиииин, - капризно прохныкала Каору. – Я пить хочу.
- Там ведро с водой я для Сано приносил, из него зачерпни, - сказал Химура, осторожно сопроводив барышню к выходу.
- Аоши!!! О, Аоши, неееет!!! – услышал Кеншин чьи-то всхлипывающие стоны. Обернувшись, он увидел Мисао, отчаянно тормошившую Аоши.
- Господин Химура, - тихо проговорила Цубаме. – Господин Химура, с господином Шиномори что-то не так. Он никак не просыпается.
- Да ну? – удивился Кеншин, приседая на корточки рядом с бьющейся в истерике Мисао.
- Аоши!!! Очнись, очнись!!! О нет!!! Это я, я виновата!!! Я тебя перепоила!! – тут взгляд ее затуманился, и она сказала:
- Но я так хотела… Так хотелааааа!!! Посмотреть хоть раз на твои милые плечикиии!!! – покричала страдалица, срываясь на визг. Тут Аоши открыл глаза и приподнялся. «Еще бы, после такого крика и мертвый встанет», - подумал Химура, потирая уши.
- Аоши!!! Ты жив!!! – в восторге завопила Мисао, кидаясь на Шиномори. «А вот этого делать не стоило», - сочувственно подумал Кеншин, глядя на ударившегося головой об пол Аоши, вновь погрузившегося в бессознательное состояние. Оживить его удалось лишь через полчаса предварительно попросив Цубаме увести скорбящую Мисао. Очнувшись, Аоши более-менее связно спросил:
- Странно, почему я раздет?
- Жарко было, - кратко пояснил Химура, жалостливо решив не травмировать человека дурными воспоминаниями. – Ну что, подниматься будешь?
- Нет, знаешь, я еще немного отлежусь, - ответил Аоши, потирая ушибленный затылок.
- Ладно, - ответил Кеншин.
- Кеншииин! – в проеме двери показался жизнерадостно зелененький Яхико. – Там Мегуми с Саноске дерутся, расцепи их на фиг, Сано уже весь исцара… Хыг!!! – недоговорил он, судорожно прикрывая рукой рот, и вновь куда-то уносясь, по всей видимости, в уборную.
- Как же я устал… - грустно сказал Кеншин, понуро идя во двор.

продолжение следует...

Глава 2. Осколок прошлого.

- Итак, о чем ты хотел поговорить, - спросил Химура, устраиваясь за столом в кабинете Сайто. – И вообще, почему ты сейчас в Токио? Я прям обалдел, когда ты вчера заявился в додзё…
- Да? А, по-моему, ты не высказал особого удивления. К слову сказать, - усмехнулся Сайто. – Ты и выглядел-то так, будто не знаешь, кто я такой – не то что там интересоваться, почему я в Токио. Никогда не одобрял пьянства…
- Оро?!! И вовсе я не… ай! – схватился Кеншин за голову.
- Да ты не кричи так. Голова, небось, еще болит? Это плохо. Ты мне нужен в трезвом состоянии…
- У меня нормальное состояние! – разозлился Химура. - И голова болит совсем не от… от того, что ты подумал!
- А от чего же еще?
- Сегодня ночью кто-то пробрался в Камия-додзё и напал на госпожу Каору. Самое странное, что мне не удалось перехватить его, когда он убегал. Хотя, похоже, я смог его ранить. И еще… были вспышки света. Я уверен, что он использовал отрицательное Ки. Его техника была похожа на ту, которую использовал… Джинь’е.
- Ясно. Что ж, - вздохнул Сайто. – Все так, как я и предполагал.
- Что предполагал, черт возьми?! Ты можешь мне толком объяснить, кто это был?!
- Это был Симасита Наями, если тебе что-нибудь говорит это имя.
- Симасита? - переспросил Кеншин. – Хитокири Симасита?!
- Верно. Симасита Наями, Хитокири императора. Вместе с Джинь’е, является самым лучшим учеником мастера стиля Никайдо Хейхо. Кстати, он тоже владел тайной техникой «Одна сторона сердца». После завершения революции Наями исчез. Мне удалось узнать, что все это время он просто скитался по самым крайним городам и поселениям Японии. В них были засвидетельствованы внезапные убийства, видимо, Симасита как бывший хитокири все еще испытывал жажду крови, и время от времени срывался на беспричинную резню. Однако то были редкие случаи, но в последнее время…
- Он стал убивать больше людей? – тихо произнес Химура.
- Да. И причем убивал он только тех, кто способен использовать Ки – просто людей, обладавших этим даром, но в основном оставшихся учеников Никайдо Хейхо. Кое-кто из них занимал важные посты в правительстве, и потому оно забило тревогу, потребовав разыскать убийцу. Они считают, что это были политические убийства. Глупцы, - презрительно процедил Сайто. – Они всегда видят во всем лишь свои интересы! Нет, Наями действовал не из политических соображений.
- Тогда что же ему было нужно?
- Ки. Жизненная энергия. В отличие от Джинь’е, в основном обращавшего Ки человека против него самого путем самовнушений, Симасита использовал свою собственную Ки, направляя ее на своих противников. Неудивительно, что после нескольких лет бездействия он ослабел, его силы стали угасать. Тогда Наями стал убивать людей, управляющих Ки, при этом забирая ее у них и подпитывая себя.
- И поэтому он напал на Госпожу Каору? Но это же абсурд, она не имеет таких способностей!
- Не будь так категоричен. Мне известны подробности твоей битвы с Джинь’е, и я знаю, что он воздействовал на Камию «Одной стороной сердца», и она смогла преодолеть его «чары», хотя у нее не было для этого достаточно сильного духа.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Ты до сих пор не понял? Камия НЕ преодолела «чары» ПОЛНОСТЬЮ. Их остаток все еще в ней! Остаток Ки САМОГО ДЖИНЬ’Е! Второго лучшего ученика Никайдо Хейхо! Этот остаток мог бы позволить Симасите восстановиться до конца!
В кабинете повисла гнетущая тишина.
- Я не могу позволить ему сделать это, - Кеншин встал и направился к двери. – Я возвращаюсь в додзё, вот что я скажу.
- Стой.
- Но…
- Наями уже не опасен. Он мертв, - медленно проговорил Хаджиме, закуривая сигарету.
- Что?! – пораженно воскликнул Химура.
- Я приходил к тебе вчера, чтобы предупредить о Симасите, но мы ожидали его появления минимум через пять дней, и потому я особо не торопился. Это было моей ошибкой. Ночью мне доложили, что Наями уже в Токио, и я приказал его задержать. Честно говоря, я не был уверен, что мы справимся, просто ничего другого не оставалось. Но Симасита был в безумном состоянии, увидев, что его окружают, он не принял бой, а беспорядочно обратился в бегство и… сорвался с обрыва. Тело нашли, но узнать его можно было только по одежде…
- Вот как, - тихо сказал Химура. – Значит, теперь… Госпоже Каору ведь теперь ничто не угрожает?
- Я не могу с уверенностью это утверждать.
- Почему?
- До сих пор Камия никак не ощущала присутствия в ней чужого Ки. Но тогда, ночью… Наями попытался забрать эту энергию, но она оказалась слишком сильна даже для него. Таким образом, он мог лишь пробудить ее в Камие, и в результате, он сам же при этом и пострадал – лишился рассудка. Проще говоря… она опасна для самой себя. И не только для себя.
- Я не понимаю…
- Что ж, объясню доступней. Видимо, во время своего обучения ты такие вещи изучить не потрудился…
- Сайто!!!
- А что я? Я ничего. В общем, когда человек содержит в своем сознании слишком много отрицательной Ки, и притом не умеет ею управлять, то все любые его эмоции – злость, ненависть, раздражение – преобразуются материально, и могут причинить боль как самому обладателю Ки, так и его окружающим. И, конечно же, это влияет на психику – вспомни того же Симаситу…
- И что же нужно сделать, чтобы избавить госпожу Каору от этой энергии?
- Хмм… Людей, способных управлять Ки и раньше было мало, а после Наями их уже, возможно, и не осталось. Мы, мечники, способны лишь замечать изменения чужих Ки и отражать их воздействие на свою собственную. Так что, - вздохнул Сайто. – Помочь Камие ты сможешь только когда сам во всем разберешься.
- Ясно, - сказал Химура. – Жаль, конечно, что ты не рассказал мне этого раньше, но все равно… спасибо.
- Не за что, - резко ответил он. – И давай уже, иди отсюда, у меня итак много работы.
Уже закрывая дверь Кеншин увидел, как Сайто раздраженно отодвигает верхний ящик стола, уронив при этом свою сигарету на пол.
- Сложный человек… - задумчиво произнес Химура.

продолжение следует...

Глава 3. Когда приходит ночь.

Всю дорогу до додзё Кеншин находился в смятении. «Сайто, конечно, мерзавец, что упрекнул меня в этом… Но все же в его словах есть доля правды. Я действительно не утруждал себя на изучение Ки.»
- Ха, - сказал он вслух, вспоминая лицо «горячо любимого» Хико-сенсея. – Будто мне и без этого проблем не хватало…
«Как же помочь Госпоже Каору… Каору…» Тут мысли его оборвали чьи-то истошные вопли со стороны додзё:
- Засранец!!! Нахал мелкий!!
- Уродина!!
- Да как ты посмел!!! А ну вернись!!
- Ха! Щас!
- Ах ты!!!
Имея глупость осторожно высунуться во двор, Кеншин тут же был сметен с дороги метеором с кодовым названием «Яхико». Уже приземляясь лицом на дружелюбную землю, Химура подумал, что его стремительная реакция мечника в быту не применима. Потирая ушибленный нос, он спросил:
- Что случилось-то?! Что Яхико сделал?!
- А ничего нового, - хмыкнул Сано. – Просто-напросто заглянул в комнату переодевающейся Малышки.
- Да уж, - захихикала Мегуми, которая вместе с Сагарой благоразумно стояла на веранде подальше от творящегося беспредела. – А потом в ответ на ее «вежливую просьбу немедленно сгинуть», сказал: «А зачем? Смотреть-то у тебя все равно не на что!»
- Понятно, - произнес Кеншин, грустно проводив взглядом опрокинувшуюся кадушку с приготовленным к стирке бельем, случайно попавшуюся на пути Каору.
- Ах ты ё б(цензура)!!! – проорал поскользнувшийся на мокром полу Саноске. Не успел он подняться, как в него со всего размаху врезалась Камия, после чего Сано с воплем вылетел по ступенькам прямо на бельевую веревку, сорвал ее, запутался в чьем-то ги, закрутился и чебурахнулся прямо на отбежавшую в сторонку Меги, покатившись с ней по земле. Кеншин же поймал отлетевшую по своей траектории Каору и изо всех сил удерживал ее за талию, не давая броситься на безнадежно барахтающегося на залитом полу Яхико. Вся эта сцена, конечно же, не происходила беззвучно:
- Черт, черт, черт!!!
- Ааааааааа!!! Слезь с меня!!!
- Госпожа Каору, успокойтесь!
- ПУСТИ!!!
- Не пускай эту уродину!!!
- Что ты сказал?!!!
- СЛЕЗЬ С МЕНЯ!!!
- Уродина!!!
- Что?!!
- Оро…
- ПРОООООЧЬ!!!
- Страшила!!!
- Засранец!!!
- Ороооо…..
- КЕНШИН!!! А-а-атпусти мою грудь!!!
Все, даже Мегуми, мигом перестали орать и уставились на замершего Кеншина, который за всем беспорядком не заметил, как его руки с талии Каору переместились на ею грудь. Сано довольно ухмыльнулся:
- Хе-хе… А я всегда знал, что ты пошляк!
- Кенни? Ну неужели тебе нравится грудь этой замарашки?
- Как ты сказала?!!
- Я же говорил, что ты уродина!
- КЕНШИН!!! ДА УБЕРИ ЖЕ ТЫ НАКОНЕЦ СВОИ РУКИ!!!
- ОРО…
«БАМ!» - оттолкнутый Каору Кеншин врезался в стену, слабо помотал головой и медленно сполз вниз в глубоком обмороке…

Разленившаяся за лето ночь решила, что наступать ей все-таки пора. Сдвинув с места охамевшее солнце, небосвод заняла тонкая острая луна, ночные тучки затянули светлое небо. Химура лежал в своей комнате и наслаждался покоем. Пусть затылок его и побаливал от гостеприимного знакомства со стенкой, одно он знал точно – Каору вела себя как обычно, а значит, с ней все в порядке. И это было для него главное. «Смешная девчонка…» - улыбнулся Кеншин, вспоминая ее раскрасневшееся виноватое лицо и обещания, что такого больше не повторится. Кеншин знал, что повторится, но это его не волновало. Да, чтобы любить девушку, которая день ото дня колошматит тебя и доводит минимум до перелома, надо быть истинным мазохистом. Но все же факт оставался фактом: он любил ее. Все чаще, по ночам, вместо мрачных воспоминаний о своем прошлом, Химура вспоминал, как она недавно, в очередной раз гонявшись за Яхико, упала прямо в кадушку, где он стирал белье, и, пытаясь вылезти, утянула его за собой – «Я тогда чуть не захлебнулся, но все равно было весело». Или вот как Сано пришел к ним помыться в бане, и Каору подкинула ему слишком много дров в печку. Все еще удивлялись, а почему это он так долго не выходит – «Славно он тогда от жары очумел… Вовремя я его вытащил, иначе кулинарный опыт Госпожи Каору обогатился бы новым рецептом: «Сано, свежесваренный, в собственном соку». Да… здесь его дом, и здесь он счастлив. Конечно, чувство вины никогда не покинет его истерзанную душу… Но в ней так же живет искреннее раскаяние, и оно поможет ему простить самого себя.
Успокоенный и умиротворенный, Кеншин повернулся на бок и только стал погружаться в полудрему, как…
- Кеншин!!! – дверь распахнулась, и в комнату влетел взбудораженный Яхико. «Н-да, покой мне только снится…» - подумал Химура:
- В чем дело, Яхико? Почему ты не…
- Каору! – сердце Кеншина тревожно забилось. – Она… Пойдем скорее!!!
Химура вскочил и побежал вслед за Яхико. Войдя в комнату, он замер. Каору сидела в своей постели, откинув одеяло. Ночная коса расплелась, черные волосы разметались по спине и оголившимся из-под кимоно плечам. В побелевших дрожащих пальцах она держала нож и судорожно водила его лезвием по руке, пытаясь, но не решаясь порезаться глубже. Рука по краям была в сочащихся ранах, простынь закапала кровь.
- Черт! Когда же она нож взять успела?! – хрипло произнес пораженный Яхико. Кеншин же метнулся к Каору, схватил ее за руки и вырвал нож.
- Госпожа Каору, что вы делаете?!! – гневно закричал он, трясся ее за плечи. Она подняла голову и посмотрела на него. Химура застыл. Глаза ее были широко раскрыты, зрачки потемнели, былой их задорный блеск исчез, по щекам текли слезы. Каору попыталась стереть их рукой, но лишь запачкала лицо кровью. Но больше всего… больше всего Кеншина поразил ее взгляд. Он был направлен на него, но одновременно и нет. Казалась, она видела что-то другое, мрачное и страшное, то самое, чего она долго боялась, и что все-таки случилось. Безжизненным голосом, проникающим в самое сердце и причиняющим нестерпимую боль, она сказала:
- Кен…шин… Тебя…нет…
- Госпожа Каору, я рядом с вами!
- Тебя…нет… Я…одна…
- Вы не одна, слышите, я рядом, я здесь!
- НЕТ ТЕБЯ! ТЕБЯ НЕТ! – резко закричала Каору. В глазах ее сгустился, а затем выплеснулся наружу пурпурный свет. Со страшной силой он ударил Химуру в грудь, отбросив на пол. Кеншин почувствовал, как на него одновременно нахлынули две волны: ледяного холода и испепеляющей жары. Его тело исчезало, сознание оказалось в закрытом пространстве, наполненном страхом и болью. Это были его воспоминания, очень давние детские воспоминания. Это была забытая боль ребенка, потерявшего близких людей, и впервые познавшего одиночество и беспомощность. Кеншин видел все ярко и четко, будто это вновь происходило с ним. Затем видения изменились и пришли другие, незнакомые ему. Он увидел плачущую девочку с прекрасными синими глазами, отчаянно пытающуюся спрятаться от окружающей темноты. Он понял ее чувства. Это были те же его одиночество и беспомощность. И он узнал эту девочку – ту, которую он так любил и хотел защитить.
Каору.
Ворвавшееся в сознание имя заставило Кеншина вспомнить все: и то, что он уже смог справиться со своей болью, и то, что эта девочка тоже стала сильной. Но сейчас… сейчас она в опасности. Он собрал всю свою волю и заполнил ей сознание. Тьма разлетелась осколками…
Химура очнулся, схватившись за горло и хрипло дыша. Повернув голову, он увидел поднимающегося с пола Яхико. С трудом восстановив дыхание, Кеншин спросил:
- Ты в порядке?
- Да, – ответил Яхико, с ужасом смотря вперед. Химура повернулся в ту же сторону и увидел Каору. Она стояла, прислонившись к стене и сильно дрожа, затем покачнулась и стала падать. Кеншин подхватил ее на руки. Она посмотрела на него и еле слышно прошептала:
- Прости.
Затем закрыла глаза и потеряла сознание. Химура посмотрел на ее мокрое от слез лицо и на бессильно опущенную руку. Из одной ее раны вытекла еще капля крови, повторила изгибы кисти и сорвалась вниз. Кеншин прижал Каору к себе и тихо прошептал:
- Прости.

продолжение следует...

Глава 5. Обретая вечность.

Все также, за этими мыслями прошел весь день. Обычно наполненное шумом и жизнью, додзё как будто бы заснуло вместе с его хозяйкой. По крыше уныло капал дождь.
В гостиной тоже было тихо. Все терпеливо ждали, и лишь Сано изредка уходил в коридор, чтобы заглянуть в комнату Каору. Яхико сидел в углу, хмуро смотря в одну точку, Мегуми же прислонилась к стене и низко опустила голову, так, что было непонятно, спит она или нет. Когда Сано в очередной раз вернулся, Меги встрепенулась, посмотрела на него и, прервав затянувшееся молчание, спросила:
- Как они там?
- Без изменений, - ответил Саноске. – Кеншин сидит неподвижно, как застыл, Каору до сих пор без сознания.
- Ясно, - вздохнула Такани.
- Ох… Понимаю, это не вовремя но… я жутко голодный, - произнес  Сано.
- Я тоже, - мрачно поддакнул Яхико.
- Ну что ж, - поднялась Мегуми. – Раз Кеншин сейчас не может, ужин вам приготовлю я.
Спустя полчаса:
- Эй, ну готово или как?! – раздраженно сказал Сано, заходя на кухню. – Есть хочется!
- Потерпишь–не умрешь, - отрезала Мегуми. – Помоги лучше, брось вот это в суп.
- Хмм? Эт еще что за кубики?
- Это чтобы вкуснее было. Приправы моего собственного изготовления. Я даже подумываю назвать их «Мегги», - хихикнула Такани.
- Фантазии как у шизофренички… - проворчал Сагара.
- Что-о?!
- Ничего-ничего, я говорю, супер, а форма какая оригинальная! – поспешно восхитился Сано.
Тут в коридоре послышались шаги, и в комнату вошел Химура.
- Кеншин? Как Каору? – серьезно проговорил Саноске.
- Ей стало хуже, - внешне спокойно ответил Кеншин. – Думаю, это связано с приближением ночи. Госпожа Мегуми, нужно поменять повязку на руке.
- Да, я сейчас перевяжу…
- Нет. Дайте мне все необходимое, я сделаю это сам.
- Но почему? – удивилась Мегуми.
- Случившееся прошлой ночью может повториться. Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал и потому прошу вас всех не заходить в комнату, вот что я скажу.
- Что ты такое говоришь! – воскликнул Саноске, гневно потрясая кулаками. – Мы тоже должны помочь…
- Нет, - вновь твердо произнес Кеншин, разворачиваясь и уходя.
- Но… Кеншин!!!
Вернувшись в комнату, Химура промыл раны Каору и перевязал руку. Тяжело дышавшая Каору внезапно сделала резкий вдох и открыла глаза.
- Госпожа Каору! Вы очнулись! Как вы себя чувствуете?
Она промолчала, отрешенно глядя в потолок, а потом быстро и прерывчато заговорила:
- Глаза… Этот взгляд… Смерть…
- Госпожа Каору!
- Нет… не над-до… Не смотри! – Каору резко присела, закрывая руками лицо.
- Вам нельзя пока подниматься…
- Не смотри!!! – прокричала она и замерла, держа руки у горла. Глаза ее были наполнены ужасом. Кеншина осенила внезапная догадка; в памяти его возникла Каору в такой же позе и с таким же лицом. «Она… она заново переживает тот момент, когда Джинь’е наложил на нее свои «чары». Химура осторожно поднял руку и закрыл ладонью глаза Каору.
- Не бойтесь, все уже прошло. Он больше никому не причинит вреда.
Камия опустила руки и измученно проговорила:
- Кеншин…
Он попытался приобнять ее, но она испуганно вздрогнула, вскочила, и, спотыкаясь, метнулась в дальний угол комнаты. Кеншин встал.
- Не подходи, - замотала головой Каору. – Не подходи!
- Но…
- Нет! Он не причинит! Но я, я могу причинить вред тебе. Не подходи!
- Простите, но я не могу вас послушаться, - спокойно сказал Химура и сделал шаг вперед.
- Нет, нет, нет… - судорожно повторяла Камия, медленно сползая на пол. Дверь приоткрылась и в комнату заглянул Сано:
- Кеншин, что тут…
- НЕТ! – закричала Каору, вскинув голову. И вновь, дробясь на пурпурные и красные лучи, из глаз ее выплеснулся свет. Кеншин почувствовал сильный толчок, но на сей раз устоял. Сано же отшвырнуло от двери в коридор, где к нему кинулись взволнованные Мегуми и Яхико. Химура выставил руки вперед и сделал попытку приблизиться к Каору, но поток Ки в тот же момент усилился. Кеншин пытался не дать ему проникнуть в его сознание, обрывочные чувства вновь захлестнули его: страх потерять любовь, боязнь одиночества… Химура упорно разделял реальность и видения, но чувствовал, что его сил недостаточно. Выпрямившись, он с усилием посмотрел на Камию: она плакала, в отчаянии зажавшись в углу – одинокая девочка, его Каору… Кеншин тихо, но ясно сказал:
- Каору, не надо. Я ведь… люблю тебя.
Она взглянула на него и… Кеншину показалось, что взгляд ее изменился, в нем мелькнуло что-то прежнее, озорное, что всегда сводило его с ума… Химура почувствовал, как поток ослабел. Он закрыл глаза и, собрав все свои силы, открыл их – и поразился тому, что увидел. Поток Ки, который раньше представлялся ему размытым свечением, теперь четко обозначился. Он был полыхающего красного цвета, но внезапно Кеншин увидел в нем маленькую голубоватую полоску. Это было Ки Каору. Он увидел вокруг нее такой же голубоватый свет, совсем слабый у рук и ног, и ярко-синий у сердца. Его плотным коконом охватывал красный свет, пытаясь захватить, вытеснить, уничтожить… Но все же эта тонкая полоска пробилась…. Может быть, поддержанная его словами?
Еще не понимая, что он делает, Кеншин приблизился к голубоватой полоске, направил сквозь нее взгляд и… зеленоватое свечение его собственного Ки вырвалось к Ки Каору и смешалось с ним. Медленно, шаг за шагом ступая вперед, Кеншин видел, как зеленое и синее сечение, переливаясь, сгущаются и выплескиваются на красный свет, отторгая его! Поняв, что его больше ничто не удерживает, Химура метнулся к Каору и обнял ее. Внезапно на него обрушалась сильная боль. Это длилось секунды – энергия смерти и тлена исторгалась из сознания Каору, освобождая место ее собственной. Оба чувствовали, что это было избавление, очищение от всего, что гнетет их существование. Вместе со смертью, их покидало болезненное чувство сожаления, загубленные мечты, липкие страхи, так мешающие жить, пустое одиночество, прерванное прошлое… Все уходило. Ибо не должен человек сохранять в своей душе все то, что когда-то причинило ему боль. Пусть это останется в памяти… и только в ней.
Все прекратилось также неожиданно, как и началось. Кеншин крепко обнимал Каору, чувствуя ее тепло, ее слезы. Он тоже мог бы теперь заплакать, и он больше не боялся этого сделать. Чувство отчаяния сменилось чувством покоя. Мир растворился… растворилось время, мысли… В сущности, что есть мысли? Это обработанные нашим разумом ощущения от происходящего. Разум сомневается, принимается трезво судить и в результате лишь размывает действительность. Иногда лучше забыть про мысли и отправить разум в отставку... Дать почувствовать жизнь сердцем.
В приоткрытую дверь лился свет. Кеншин взял Каору за руки и они вышли из дома. Там, в лучах восходящего солнца он долго целовал ее… Да, всё верно… На земле минуты любви кажутся вечностью… На небесах же они ею становятся….